Сегодня годовщина освобождения заложников из школы №1 в Беслане. В результате теракта погибли 334 человека, а само слово «Беслан» стало синонимом чего-то беспросветно страшного. Спустя 19 лет государство так и не признало ошибки, допущенные при штурме, — вместо этого в новой школе появился своеобразный «музей спецназовцев». Редактор «В лесах» Мария Дятлова поговорила с женщинами из комитетов «Матери Беслана» и «Голос Беслана», а также с исследовательницей Еленой Рачевой о том, как трансформировалась память о трагедии за эти годы и как сложно примирить разные версии событий, если правда о теракте так и не была сказана публично.
© Валерия Файзуллина
Захват школы №1 в Беслане
1 сентября 2004 года террористы захватили школу №1 в осетинском городе Беслане. Больше тысячи человек — детей, учителей, родителей — оказались в заложниках. 3 сентября в спортзале, где удерживали заложников, прозвучали взрывы — после этого спецназ начал штурм школы. В результате теракта погибли 334 человека, из них более ста — во время спасательной операции.
Теракт потряс всю страну. «Нам казалось, что будет очищение какое-то в стране после всего, что произошло. У меня была абсолютная уверенность, что наркоман не сможет шприц взять после этого, алкоголики пить перестанут», — вспоминает в документальном фильме Родиона Чепеля «Трагедия в Беслане» Марина Пак, которая потеряла в теракте единственную дочь. Но никакого «очищения» не случилось — и даже полноценное расследование теракта так и не было проведено государством. 19 лет в моргах лежат пять неопознанных трупов террористов, и пока они не опознаны, следствие продолжается, а виновные остаются не названы.
Школа — стихийный мемориал
На первую годовщину теракта к школе №1 пришли тысячи людей с цветами. Спустя несколько дней жители Беслана стали убирать увядшие цветы и наводить порядок, а затем развесили фотографии погибших на стенах спортзала. Так появился первый мемориал, стихийный.
Школа стояла без крыши и окон, с пробоинами в стенах и следами пожара. Спустя несколько лет здание начало разрушаться, и власти думали снести его совсем. Но за сохранение школы начали бороться потерпевшие, которых возглавил комитет «Матери Беслана». Он был создан вскоре после теракта, чтобы помогать в расследовании, сохранять память и заботиться о пострадавших. Благодаря общественной инициативе здание удалось отстоять.
Вахта памяти по погибшим в теракте, 2014 год © yuga.ru
В 2011 году в школе положили новую крышу, а над спортзалом возвели защитный купол в виде золотого диска. Но мемориал сохранил свою стихийность и открытость: он доступен круглосуточно, у него почти всегда есть посетители, и каждый может принести туда то, что считает нужным. Даже спустя много лет после трагедии люди приносят цветы, игрушки, фигурки ангелов, бутылки с водой, которую террористы запрещали пить заложникам, прикрепляют на стены стихи о теракте.
Вопрос о вине
Акция, организованная «Голосом Беслана» в 2010 году во Владикавказе © «Голос Беслана»
Мемориал был и остается местом памяти жертв и горя. Но вопрос, который оказался определяющим для памяти о трагедии, — это вопрос о вине. В 2005 году от «Матерей Беслана» отделился «Голос Беслана» — комитет матерей, которые не были согласны ни на какие компромиссы с властью в расследовании теракта. Вместе с журналистами «Новой Газеты» они собрали доказательства многочисленных ошибок властей, допущенных в ходе спасательной операции.
Спецслужбы знали о готовящемся нападении террористов на некую школу в Осетии. Федеральные телеканалы — и лично молодая журналистка Маргарита Симоньян по указанию Дмитрия Пескова — в три раза занижали число заложников. Переговоры с террористами фактически даже не были начаты: в школу прибыл только бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, тогда как боевики запрашивали троих других переговорщиков. Но самое страшное — при штурме школы, где находились 1116 заложников, использовались танки и огнеметы, которые вызвали пожар в спортзале. После освобождения школы оттуда вынесли 116 обгоревших тел.
В результате расследования стало очевидно: власти пренебрегли жизнями заложников. С томами документов «Голос Беслана» дошел до Европейского суда по правам человека и в 2015 году выиграл дело против России. Государство выплатило потерпевшим 3 миллиона евро компенсации, но не признало вину спецслужб и не возобновило расследование.
«Мы хотим, чтобы о произошедшем 11 лет назад помнили. Память о жертвах и выводы относительно действий должностных лиц во время теракта должны помочь предотвратить подобные трагедии в будущем», — писал «Голос Беслана» после победы в ЕСПЧ.
Христианские мученики
Строительство храма Воскресения Христова в Беслане © yuga.ru
Запрос на поиск виновников появился сразу после теракта — и власти умело направили внимание общества на ислам. В начале 2000-х годов из-за многочисленных терактов радикальный исламизм казался самой страшной угрозой для мира и благополучия человечества. Исламофобия была международным явлением: в США она сопровождала вторжение в Ирак, а в России — Чеченские войны. Государство воспользовалось антиисламскими настроениями.
Зимой 2005 года в Осетии начали арестовывать лидеров нелояльных власти исламских объединений, объявив их ваххабитами (так в России называли исламских фундаменталистов). Погибших в Беслане хоронили по православному обряду, а многие из выживших крестились, хотя раньше исповедовали ислам. В СМИ появлялись исламофобские статьи, диакон Андрей Кураев назвал теракт ритуальным убийством, а патриарх Алексий II объявил террористов сатанистами. Основанный в 2006 году центр реабилитации жертв Беслана был устроен при православном монастыре.
В 2006 году посреди спортзала школы №1, к тому времени уже ставшего народным мемориалом, установили крест. Элла Кесаева, член совета общественного комитета «Голос Беслана», вспоминает в интервью «В лесах»:
«Это была инициатива одной из потерпевших, матери двух погибших девочек. Мы тогда боялись друг друга обидеть и не стали возражать. Мы не понимали, к чему это приведет, что трагедии пытаются придать определенную трактовку: виноваты мусульмане, а дети — мученики христианского направления. Да, среди заложников было большинство христиан, но были и мусульмане — например, моя сестра, ее погибший муж. Мы были убеждены, что никакая религия виновата не была, дело не в религии. И только потом мы поняли, что с потерпевшими шла работа насчет христианства, государство решило задать такое направление».
Среди крестившихся после теракта был и прокурор Алан Батагов, который во время захвата школы находился в Беслане и после штурма помогал выносить заложников. Батагов крестился в 2008 году, прежде чем отправиться на войну в Грузию — таинство совершили прямо в спортзале бесланской школы. На тот момент он и Тимур Адырхаев, нынешний атаман Терского казачества Осетии, активно выступали за строительство православного храма на месте спортзала. Многие из потерпевших — в том числе Элла Кесаева — высказывались против. В результате в 2010 году храм начали строить рядом со школой, а не на ее месте. Батагов и Адырхаев решили посвятить его новомученикам и исповедникам российским, к числу которых они хотели отнести жертв теракта.
Позже к работе над проектом храма присоединился московский иконописец осетинского происхождения Самсон Марзоев, и по его инициативе храм решили освятить в честь Воскресения Христова:
«Новомученики — это все-таки другая история, история советских гонений на церковь. А здесь, в Беслане, важно говорить о Воскресении, о победе жизни над смертью», — сказал Марзоев в интервью «В лесах».
«Музей спецназа»
Стенд в холле новой школы №1 © kirill-anya.ru
На пожертвования, которые в первые годы стекались в регион рекой, для детей Беслана построили новую школу. По инициативе Надежды Цалоевой, учительницы истории, потерявшей в теракте обоих детей, внутри открыли музей памяти Бесланского теракта. Среди жертв особое место занимают бойцы антитеррористических отрядов ФСБ «Альфа» и «Вымпел», погибшие при штурме. Именами спецназовцев названы классы, их портреты висят на фасаде и в коридорах школы, отдельно про каждого есть стенд в музее. Гибель десяти бойцов стала самой крупной потерей российского спецназа после распада СССР, и для корпоративной памяти силовиков Беслан — это мекка, куда ездят делегациями почтить память «наших ребят».
Елена Рачева, исследовательница из Оксфордского университета и бывшая журналистка «Новой Газеты», много раз ездила в Беслан и наблюдала, как меняется память о трагедии. По ее словам, федеральные СМИ пытались вытеснить из повестки горе о детях и поиски виноватых, заменив их двумя нарративами — сперва о том, что во всем виновато начальство школы, которое чуть ли не состояло в сговоре с террористами, а потом о героизме погибших альфовцев.
«Люди не могут долго ненавидеть и быть в оппозиции. Они пытаются как-то интериоризировать государственный нарратив, чтобы быть вместе с окружающими. Одно из усилий государства состояло в том, чтобы переключить внимание с нарратива о погибших детях на нарратив о погибших героях-альфовцах. Одна из местных завучей, которая сама была заложницей и у которой одна дочь погибла, стала мне рассказывать ту же самую историю про альфовцев. Я уже не выдержала и говорю ей: “Ну как же, у вас же дочь погибла в ходе штурма, неужели вы не считаете, что там была недоработка властей?”. Тогда у нее началась истерика, она буквально кричала: “Вы не понимаете, нас пытались спасти, вы просто не понимаете”», — рассказывает Рачева в интервью «В лесах».
Далеко не всем потерпевшим близок этот культ альфовцев. Элла Кесаева из «Голоса Беслана» считает, что этот музей — государственный проект, и если бы он не соответствовал чаяниям власти, то никто не позволил бы его устроить.
«Там сделали настоящий музей спецназа! Среди сотен потерпевших всегда найдется кто-нибудь, от имени кого это курируют. И говорят, мол, да как вы смеете, тут тоже мать погибшего, это ее точка зрения — что, она не имеет права? Ну да, имеет — но что за этим стоит? За этим стоит правда?».
Сложная правда
«Мы-то еще как-то можем наши вопросы лоббировать, поскольку теракт был громкий, и у нас есть наш “Город ангелов”, все его видят и понимают, что за это надо отвечать. А у других жертв терактов в России нет даже этого, им очень сложно. В прошлом году мы создали Ассоциацию жертв терактов в России. Наша первоочередная задача — принятие закона о статусе жертв терактов», — объясняет в интервью «В лесах» Анета Гудиева, сопредседательница комитета и бывшая заложница, потерявшая в бесланском теракте дочь.
«Матери Беслана» участвовали в устройстве главного места памяти о трагедии — мемориального кладбища «Город Ангелов» в Беслане. Здесь похоронены 266 человек, погибших во время теракта. В 2005 году на кладбище открыли памятник «Древо скорби». Ствол «дерева» формируют четыре женские фигуры, а «крону» — ангелы, символизирующие погибших детей. Неподалеку от «Древа скорби» находится памятник спецназовцам, потерявшим жизнь во время спасательной операции.
«Матери Беслана» также поддержали строительство храма и выступали все эти годы неизменными организаторами поминальных мероприятий. В 2018 году они добились выделения 220 миллионов рублей на консервацию школы и устройство нового музея, который должен отразить взгляды всех потерпевших. Экспозиция, по задумке женщин, должна рассказывать в первую очередь о детях — «маленьких героях большой политики».
«Она [экспозиция] должна заставлять задуматься о том, насколько хрупок мир, насколько беззащитны дети и как важно не доводить до такого, чтобы дети гибли. Это и памятник, и упрек властям, и предупреждение взрослым», — говорит Анета Гудиева. «Мы хотим показать, во-первых, как важно, чтобы государство было сильным — тогда все остальные риски [стали бы] меньше. Во-вторых, нас загоняли туда от имени Аллаха, и это были жители соседних республик. Как бы нам ни говорили о международном терроризме, это не меняет фактов: из 32 террористов 20 были из Ингушетии и 8 из Чечни. Это тоже не надо замалчивать, это тоже повод для размышления. В‑четвертых, да, при штурме погибли заложники — но это же не вина тех спецназовцев, которые просто выполняли свой долг? Это вина командования, тех, кто планировал штурм, но не самих бойцов, десять из которых пожертвовали своей жизнью. Мы хотим, чтобы это было место правды. То есть все должно быть озвучено, но озвучено таким образом, чтобы правда не создавала новый конфликт».
Новая консервация школы уже повлекла за собой перестройки, что вызывает недовольство сторонников «Голоса Беслана». Элла Кесаева считает, что, пока расследование не окончено, нельзя разрушать место трагедии.
«Они говорят, мол, мы все зарисовали, мы все дырки, все пробоины восстановим. Но перекраивать место трагедии в угоду одного направления памяти, когда следствие еще не закончено — имеют ли они право? Я думаю, нет», — Элла Кесаева.
Комитет «Матери Беслана» со временем взял на себя роль «матерей» всех жертв терактов в России. © Елена Костюченко / snob.ru
В 2016 году на панихиде в память о жертвах теракта женщины из «Голоса Беслана» сняли с себя куртки, под которыми оказались футболки с надписью «Путин — палач Беслана». Их тотчас схватили мужчины в гражданской одежде, отвезли в отделение и продержали 12 часов. С тех пор за женщинами из «Голоса» на памятных мероприятиях всегда идет хвост из мужчин в гражданском. Из-за этого женщины стали реже ходить к мемориалу. «Я уже год не была в школе», — признается Элла Кесаева.
