«Надоело рыдать над руинами». Кто и зачем восстанавливает старые дома?

Осенью 2023 года москвички Мария и Юлия купили дом в деревне Пустынь в шестидесяти километрах от Костромы. Добротное строение 1910 года, первый этаж из кирпича, второй — деревянный, массивная железная дверь и ажурные наличники. К тому моменту девушки уже полтора года ездили по ближайшим к столице областям в поисках «того самого» — исторического дома, который они могли бы вместе восстановить.

— Это была физическая, прикладная потребность в восстановлении чего бы то ни было, — рассказывает Мария. — Нам хотелось перейти от слов к делу, на своем опыте понять, что это все значит. 

Мария и Юлия называют себя «людьми, ужаленными наследием». В последние годы таких, как они, становится все больше.

Дом Легкодумова

У Марии Кравченко и Юлии Забежайло есть обыкновенная, «земная» работа. Маша пиарщица, Юля юристка. Познакомились они на строительных лесах: на волонтерской акции очищали от краски старинное здание. Встреча переросла в дружбу, а дружба — в совместный проект.

Маша мечтала однажды купить и восстановить старинную усадьбу, Юля — отремонтировать квартиру в доходном доме в Петербурге, и чтобы там непременно была лепнина, старый паркет и изразцовая печь. Обе мечтали сделать свои проекты публичными, с некой общественной функцией. Но усадьбы стоят дорого, инвесторов найти трудно, так что эту идею Маша отложила. А Юля поняла, что небольшие города куда интереснее Петербурга. К тому моменту стали появляться первые вдохновляющие примеры за пределами столиц: например, терем Асташово в костромском лесу. 

Словом, Маша и Юля отправились искать свой небольшой исторический дом. Критерии были такие: здание — дореволюционное, но без статуса памятника, чтобы не возиться с охранным законодательством. Находиться должно не дальше 500 километров от Москвы, стоить — до миллиона рублей. И хорошо бы, чтобы у дома была история. 

Десятки отсмотренных теремков на Авито, полтора года поездок по объектам, две сорвавшихся в последний момент сделки — и вот они в костромской Пустыни.

— Дом купили на эмоциях. Настолько были поражены всем, что увидели, что некоторые вещи пропустили мимо глаз, — рассказывает Маша.

И было чему поразиться. Сама деревня — старообрядческая, даже церковь сохранилась. Рядом текут две реки. В доме — старинные печи, оригинальные полы, окна и двери, мезонин с резным балкончиком. И на стене — фотография солдат царской армии. Среди них был и сын строителя дома, офицер со звонкой фамилией Легкодумов. 

Проект в итоге так и назвали — Дом Легкодумова.

Позже оказалось, что девушкам сильно повезло в их первый приезд: они побывали в Пустыни в сухую погоду. Но стоит пройти дождю или растаять снегу по весне, и добраться туда практически невозможно: последние три километра дороги размывает, так что даже внедорожники не всегда могут проехать. Лучше добираться по реке на лодке, как это и делают местные. 

Да и дом был полон сюрпризов. После визита реставраторов выяснилось, что из-за отсутствия вентиляции в подклете завелась плесень и «домовый гриб», старый амбар придется перебирать. Дом стоил чуть меньше миллиона, но на его реставрацию уйдет миллионов пятнадцать. Учитывая все сложности, в том числе логистические, займет она несколько лет.

При разборе оставшихся в здании вещей покупательницы нашли множество вещей, оставшихся от прежних владельцев. В коробке со старыми фотографиями — коллаж со всадником на нарисованном коне. Юля выяснила, что такие фото офицеры русской армии любили делать себе на дембель, и, вероятно, это дембельский портрет Якова Легкодумова. Среди старых бумаг обнаружилась справка о том, что Легкодумов жил в этом доме с 1889 года. Так выяснилось, что здание по крайней мере на 20 лет старше, чем указано в документах.

Когда строение восстановят, Юля и Маша хотят сделать в нем гостевую часть, куда можно будет приехать пожить, и музей. 

— Хотим воздать дань тому, что здесь было, — говорит Маша о будущем музее. — У нас в деревне осели артефакты советского времени из мест, которых уже нет — школьные журналы 40-х годов, остатки детской библиотеки 50-х. Про историю владельцев тоже интересно: это были успешные, зажиточные крестьяне-старообрядцы.

«Новая жизнь старых домов»

В мае 2024 года Маша и Юля решили, что стоит собрать единомышленников — тех, кто также восстанавливает исторические дома или подумывает этим заняться. Они анонсировали в своих каналах встречу с представителями нескольких похожих проектов. Среди спикеров были Екатерина Соловьева, которая с мужем восстанавливает Дом Смодора в Галиче, супруги Бушмариновы с их гостиничным проектом О’27 Silvuplé, один из создателей агрегатора исторической недвижимости «Дом вдали» Марк Борблик.

— Буквально за день все места улетели, хотя регистрация была платная, — рассказывает Маша. — Люди обрывали почту: «Можно скорее, пожалуйста?». На встрече было битком, нечем было дышать, в хорошем смысле. Мы такого не ожидали, тем более что кейсы, кроме Silvuplé, были не очень известные. Все потом еще и не хотели расходиться... 

Прямо в зале тогда провели опрос, кто уже купил или собирается купить исторический дом. По словам Маши, таких было всего процентов пять. Остальные пришли, потому что у них «есть какая-то мысль в этом направлении», предполагает она.

Чтобы «не расставаться и держаться вместе» организаторки собрали закрытую группу в телеграме. Сейчас в чате «Новая жизнь старых домов» более 600 человек. Каждый день — активные обсуждения.

Одни ищут избушку мечты в Архангельской области, другие — дом на доступном расстоянии от Москвы, третьи обсуждают перспективы коммерческих проектов и потенциал разных городов. Много вопросов о том, где найти специалистов — производителя деревянных окон, реставратора печей или хорошего архитектора. Обсуждают, как учиться: идти на бесплатный курс по работе с деревом от Архитекторы.рф или поступить на программу про исторические интерьеры в Британской высшей школе дизайна. 

«Коллеги, подскажите, как аккуратно расслоить обои?» — интересуется участница группы и выкладывает фотографию газет XIX века, найденных под стеновым покрытием. На одном из фрагментов — оборванное стихотворение «Черезъ тысячу летъ», будто привет от строителей дома нынешним владельцам. Тут же кто-то из подписчиков присылает полный вариант текста, и выясняется, что это — не большая литература, а рифмованная реклама табачных гильз Катыка, прототипа сигаретных фильтров. На следующий день хозяйка обоев сообщает, что нашла в гараже (бывшей каретной) крышку от коробки с этикеткой этих гильз — реклама сработала.

От семейного гнезда до музея — всего один шаг

Одна из самых бурных дискуссий в группе — об отношениях с местными жителями. Городские энтузиасты, которые приезжают восстанавливать старинные дома, не всегда легко находят с ними общий язык.

«Потомки крестьян в Костромской области — трудные люди, — рассказывает участница группы. — Если хотите нанять кого-то на ремонт, то это будет весьма сложно. Люди хотят денег, но к вам не пойдут. Из гордости. То есть, можно иметь много денег, но в этих местах на деньгах далеко не уедешь. Дружить с местными тоже не получится. Будут удары в спину». 

Несмотря на трудности с интеграцией, почти все члены группы восстанавливают здания, надеясь в будущем придать им какую-то общественную значимость. По просьбе «В лесах» Маша, хозяйка Дома Легкодумова, закинула в чат вопрос: «Кто купил старый дом именно для семьи, чтобы создать там семейное гнездо?» 

«Наш вариант 100%», — отвечает одна из подписчиц. Но как выясняется через строчку, «дом для семьи» — это этнодом-музей. 

«Мы тоже купили деревенский домик в Тверской области, чтобы было гнездо для семьи и свой кусочек природы, — пишет другая. — Есть в планах расшириться со временем и создать центр притяжения».

«Я купила дом 1879 года в вепсской деревне Матвеева Сельга. Он является выявленным ОКН. Надеюсь, будет дом и мастерская художественная, и реставрационная. Было в планах музей наших деревень сделать».

«Мы купили в Вологодской области старый деревенский домик для своей семьи, восстановили», — пишет Ирина Лапина, автор проекта «Лапоть Лыковый». Сейчас она устраивает там праздники, детские дискотеки и кинопросмотры под открытым небом для соседей, а еще регулярно принимает гостей из города.

Почему «дом для семьи» непременно в процессе превращается во что-то большее? 

— Видимо, есть внутренняя ответственность за передачу ценностей места, — предполагает Маша.

«Думала, таких сумасшедших, как я, человек пятнадцать»

Среди участниц опроса — Екатерина, хозяйка дома 1911 года в подмосковной Верее. Высокая кудрявая блондинка из столицы, она всю жизнь была, по собственным словам, «офисным планктоном», хотя увлекалась коллекционированием предметов старины и изучала семейную историю. 

Все изменила поездка в подмосковную Коломну во время второго декрета. Семья ходила по музеям — «Калачная», «Душистыя радости», Музей пастилы. Восхищалась аутентичной атмосферой, хорошим сценарием экскурсий и историческими костюмами экскурсоводов. Угощалась коломенским чаем с пастилой и калачами. «С этим послевкусием» затем приехала в Верею на дачу.

— Я сразу стала просматривать старый фонд, — вспоминает Екатерина. — Мужу говорю: «Василий, надо искать». Посмотрели несколько домов 1950-х годов. Все было не то, у меня не складывалась картинка, я подрасстроилась. А потом поехали смотреть этот [дом]. Погода была ужасная, шел проливной дождь. Поднялись на пять ступеней... Внутри — запах теплоты, такой вот именно дачный, сухой. Высокие потолки, голландская печь в изразцах, и в одной комнате — четыре окна по два с половиной метра. Меня просто срубило. Знаете, когда чувствуешь на кончиках пальцев, что это — твое.

Дом сохранил многие оригинальные элементы (например, наличники в стиле модерн), но состояние его оставляло желать лучшего. Фундамент разрушался, нижние бревна начали гнить. В кухне — дыра вместо пола и остатки от русской печки. В саду — выгребная яма и трава выше человека. «Но все это уже не могло меня остановить, — пишет Екатерина в своем блоге. — Я знала, что дом будет моим, что я его спасу, иначе его просто отдадут под снос. У мужа глаза расширялись от ужаса, а я стояла и представляла себе, как тут будет музей, мастер-классы для детей».

Все оригинальное Екатерина хочет сохранить нетронутым или восстановить. Например, в печке-голландке — еще одной печке в доме, их там было три — нарушили технологию эксплуатации: в дымоход, видимо, вывели трубу от буржуйки. Найти реставраторов было нелегко. Первые четыре бригады печников отказались работать: говорили, что легче все снести и построить заново. Только пятая, старообрядческая, взялась за проект.

Екатерина часто спрашивает совета или делится опытом в чате сообщества Маши и Юли. 

— Думала, таких сумасшедших, как я, человек пятнадцать. Но когда окунулась в сферу старинных домов, деревянного зодчества, узнала про сообщество, то поняла, что сумасшедших много, и вообще все это отлично. 

Главные работы в здании уже завершены, но жить там семья пока не планирует: не хочет «вносить бытовую современность». Дом стал пространством для мероприятий. Зимой в нем провели два спектакля, лекцию про гжельский фарфор и праздник для детей из старообрядческой общины, весной запланирована свадебная фотосессия.

— Это, конечно, социальный проект. Мы живем под лозунгом «не остаться без штанов», но нет задачи прямо заработать. Всё из семьи: у нас в семье было много людей, которые работали с детьми-инвалидами, с больными туберкулезом, отдавали деньги, имения... Видимо, генеалогическая память, — говорит Екатерина.

«Для любого инвестора это вызов»

Иммерсивные музеи в Коломне, которые вдохновили Екатерину на покупку дома — проекты Дмитрия Ойнаса. Менеджментом и монетизацией наследия Дмитрий начал заниматься еще в позднем СССР: в 1989 году он помогал вывести из государственной собственности усадьбу «Алексеевское» в Ивановской области. Это была одна из самых первых и знаковых попыток отхода от чисто бюджетного финансирования и поиска альтернативных путей сохранения памятника архитектуры.

​​— Я тогда не осознавал, что это прецедент. Просто думал освоить подходы. Надоело рыдать над руинами, хотелось понять, как исправить ситуацию, — комментирует Дмитрий. 

По его словам, рынок исторической недвижимости начал складываться в России только в конце нулевых: после хаотичной приватизации 90-х на сделки с ОКН наложили мораторий, который сняли только в 2008 году. Архитектурным наследием на тот момент интересовались в основном крупные корпорации и инвесторы с большими деньгами. 

— У общества настороженное отношение к приватизации таких объектов, — объясняет Дмитрий, — Вот частник покупает какой-нибудь крупный объект наследия, и в обществе начинается бурление: сейчас все заберут, развалят, построят что-нибудь на его месте, заборы понаставят, никого не пустят. Для любого инвестора это вызов.

Такое отношение во многом объясняется советским прошлым: почти сто лет в стране не было частной собственности, люди разучились жить на протяжении нескольких поколений в стареющих зданиях и управлять ими. В условной Англии или Голландии род может столетиями поддерживать дом, сохраняя при этом и навыки ремонта — например, соломенных крыш. 

Со временем, считает Дмитрий, инвесторы научатся обращать в свою пользу и пристрастный общественный интерес, и необходимость сохранять малейшие детали прошлого не как формальный предмет охраны, а как «творческую и экономическую возможность». То есть, поясняет эксперт, важно не просто восстанавливать здания, а находить уникальные локальные смыслы, которые будут отзываться у современного человека. 

Без частных и общественных инициатив сохранить и «заставить работать» колоссальный объем наследия, которым обладает Россия, просто невозможно, считает Дмитрий. И дело здесь не столько в деньгах, сколько в формах управления объектами, в эффективности их использования — потому что наследие сохраняется только когда используется. Чтобы форматы работы были многообразными, чтобы сложился рынок продуктов и услуг, нужно, во-первых, подключать самые разные группы профессионалов, а во-вторых — и это главное — важно, чтобы государство и общество могли доверять друг другу.

Один из проектов, с которыми Дмитрий работает за пределами Коломны — пряничное заведение купцов Смысловых в Ростове Великом. Раньше это был отель с интерьерами купеческого особняка, затем конкуренция среди гостиниц выросла, и было решено переосмыслить проект. Ойнас предложил создать на первом этаже небольшой музей и рассказывать там о традиции «ростовской пряницы» — огромного многофигурного пряника, который женихи дарили невестам на девичник. После запуска проекта число постояльцев снова выросло. По словам Дмитрия, 60% из них приезжают, чтобы поучаствовать в программах музея.

Туристы, которые стали чаще путешествовать по России и заезжать в малые города, крупные инвесторы и меценаты наследия, инициативный средний класс с его растущим интересом к историческим домам — Дмитрий считает, что все это часть общемирового тренда, который сейчас набирает обороты и в России: «Впечатления и эмоции — главный товар постиндустриальной экономики, а наследие — один из ключевых ее ресурсов. Просто мы медленно его осваиваем».