«Я человек с историей». Как и зачем незнакомые люди собираются вместе и рассказывают о своих предках

«В моей семье с обеих сторон по линии отца и матери были раскулаченные семьи», — начинает ведущая. Две руки. 

«Имя дедушки попало в список номер один на расстрел». 

«Прадед сидел в лагере». 

«Мои родственники были депортированы». 

«Мне ничего не рассказывали о тяжелых моментах в истории семьи, которые произошли в ХХ веке». Несколько рук. 

«Я знала обеих своих бабушек». Только одна.

Так проходят первые минуты встречи проекта «Я человек с историей». Совместно с медиа «НеМосква» рассказываем его историю.

Уже несколько лет люди по всей России собираются, чтобы рассказать друг другу о своих родных. Встречи устраивают офлайн и онлайн, один-два раза в месяц. География меняется: от Москвы и Санкт-Петербурга до Красноярска, Абакана, Томска. Анонсы ближайших собраний можно найти в группе ВКонтакте. 

В центре каждой встречи — истории участников. Это может быть рассказ о любом предке: о том, кто жив или давно ушел, о самом близком или, напротив, о том, с кем отношения складывались трудно. Ограничений по месту действия и временному периоду нет. Но организаторам важно, чтобы история как-то повлияла или продолжала влиять на рассказчика или рассказчицу.

— Исследование связки с собой сегодняшним для нас самое интересное. Именно это обнажает ключевые смыслы и в каких-то фактах далекого прошлого, и в ценностных приоритетах говорящего. На стыке можно ощутить, с одной стороны, укрепление родовых связей, а с другой стороны — публичное проживание того, кто я есть, что я чувствую и что для меня важно, — объясняет Ксения Белова-Рязанцева, ведущая звонка и одна из основательниц проекта.

Принять участие во встрече может любой желающий. Для этого не обязательно серьезно заниматься семейной историей и сидеть в архивах, восстанавливая родословную. Встречи открыты для людей разных возрастов, занятий и степени погруженности в тему. Кто-то хочет рассказать свою историю, а кто-то — только послушать других, и это тоже нормально. После каждого выступления идет обсуждение: можно поблагодарить рассказчика или рассказчицу, задать вопросы, отметить то, что особенно тронуло.

— Не с каждым человеком можно про это поговорить. И вот возникает место, в которое можно прийти и поделиться пережитым. Вроде сообщества, получается, — говорит Ксения.

История Ольги: «Горжусь, что я дедова»

Первой на зум-встрече берет слово москвичка Ольга. Она много лет изучает историю своей семьи и помогает делать это другим — недавно у нее вышла книга-блокнот «Память сердца» по работе с воспоминаниями.

Склонность к писательству — от деда, уверена Ольга, но похожи они не только этим.

— Все мое детство мне говорили: в кого ты такая прямая, как палка, в кого ты такой баран. Не в кого. У нас все очень покладистые, спокойные, очень... простые. И я долго не знала, в кого я, и вообще не думала, что от предков могут передаваться черты характера, особенно такие неприятные как железобетонный характер. А потом все стало складываться как-то само. Я не учила историю в школе, но пошла на истфак. Тогда же проявился масштаб моих организаторских способностей, и всем стало понятно, откуда я такая: это в дедушку, которого я видела всего два раза в жизни, а умер он, когда я была во втором классе.

Дедушка рассказчицы занимал руководящую должность — был директором школ. Он родился еще до революции в Рязанской губернии. Окончив педагогический институт в Калинине (прежнее название Твери), стал работать учителем истории. После войны вернулся в родные места и начал «поднимать» образование по всему Сапожковскому району. Открывал школы, набирал команды, налаживал хозяйственное обеспечение.

— Есть масса фотографий, где дед стоит и что-то пилит, потому что, видимо, директор тогда отвечал больше за туалеты и починенную крышу, чем за образовательный процесс... Нужно было, чтобы учебные классы были теплые, чтобы у детей были учебные пособия, тетради, ручки и так далее. То есть он буквально строил заново жизнь.

От родных Ольга узнала, что по характеру дедушка был человеком бескомпромиссным: «Не мог выдержать, когда срывали договоренности, привозили что-то с просрочкой или не привозили вовсе». За это начальство деда недолюбливало и постоянно переводило из села в село. Так он кочевал вместе с семьей — все дети рождались в разных местах. Их у него было четверо, как и у внучки.

— Я тоже бетонный человек от образования. И я часто говорю дедушке спасибо. Говорю: «Степа, спасибо, что ты у меня есть». Когда в следующий раз скажут, что я баран — отвечу: как дед. Очень горжусь, что я дедова.

Фонарики светящиеся

Идея проекта «Я человек с историей» родилась три года назад, хотя Ксения начинает отсчет раньше. Пять лет назад к ней, психологу по образованию, обратилась давняя подруга Мария Миркес. Ее семья в нескольких поколениях вела что-то вроде летописи, собирала истории. За почти сотню лет их накопилось так много, что Мария с родными решили издать книгу.

— Мария сказала, что у них в семье возникла такая потребность, такая задача. И я вдруг отреагировала на это: мол, кажется, что человек [который может с этим справиться] — это я. Это был удивительный момент для меня самой! Я не являлась на тот момент писателем. Изначально не являюсь историком. И даже никогда не интересовалась осознанно такими сферами, — вспоминает Ксения.

Они с Марией взяли пару недель «на подумать». Решили попробовать. Главным аргументом для Ксении стал эмоциональный отклик. Уверенности придало и психологическое образование, а с ним — «понимание того, как устроен человек». В остальном Ксения чувствовала себя новичком. По собственному признанию, она понятия не имела, как создаются книги, как работают с прошлым, как собирают факты. А самой сложной задачей для нее было сделать историю семьи интересной не только для ее членов, но и для внешнего читателя, чужого человека.

Работа над сагой о Миркесах заняла у Ксении более полутора лет. В начале 2021 года книга вышла. Путь был непростым для всех, но в результате «собрали определенный багаж».

— Когда я немного отдохнула, то ощутила, что этот багаж нельзя просто на антресоли сложить и оставить. У меня зашевелилось желание поговорить с Марией о том, что мы накопали, на что это похоже и что теперь с этим делать.

Подруги стали размышлять над совместным проектом о семейной истории. Сразу поняли, что нужно искать другой формат: емкий, компактный, доступный каждому — не создание книги. «Далеко не каждая семья решится на такие неподъемные вещи», — объясняет Ксения.

— Мы подумали: а что если в качестве эксперимента собрать несколько человек из относительно знакомой тусовки? И чтобы у каждого была возможность рассказать одну историю. Не стендап, не шоу никакое, не сухая конференция, а что-то очень человеческое, такое прямо телесное, — вспоминает Ксения. — Мы сняли лофт, обозначили оргвзнос, купили вино и закуски. В общем, решили, что это будет застолье.

Первая встреча проекта прошла в Санкт-Петербурге в сентябре 2021 года. По воспоминаниям Ксении, получилось тепло и многолюдно — к удивлению организаторов, четверо людей даже специально приехали из Москвы. Но размышляя о встрече потом, Ксения с Марией заключили: застолье — это классно, однако из-за него «плывет структура». Чтобы развивать проект дальше, нужно менять подход к организации собраний. Они должны стать более управляемым процессом, обрести форму.

Ксения до сих пор удивляется тому, что «управляемой» вышла уже следующая встреча. Она состоялась всего через несколько недель в Москве. Вход сделали свободным, от аперитива отказались, а для рассказчиков и рассказчиц установили строгий регламент — не больше 5-7 минут.

— Мы увидели, что это может быть иначе. Что это может быть очень эмоционально заряжено. Что это может быть емко в плане времени. Мы расходились, как фонарики светящиеся!

За три года существования проекта прошло несколько десятков встреч — и офлайн по всей стране, и онлайн. На них было рассказано и услышано более 300 историй. У проекта появились кураторы и постоянные площадки в разных городах. Многое изменилось, но отработанные на первой московской встрече принципы актуальны и сегодня. Ключевое правило: один человек — одна история.

История Андрианы: «Она не пыталась себя сохранить. И именно она сохранилась» 

Следующая рассказчица на зум-встрече — Андриана, профессиональный реабилитолог, ведущая психологических игр и тренингов, поэт и бард. Жила в Ярославле и Феодосии, теперь вот уже больше десяти лет — в Санкт-Петербурге. Говорит, у нее легко получается адаптироваться в любых обстоятельствах, находить работу в новом городе, заводить друзей прямо на улице. Андриана уверена: это от прабабушки, Ольги Автономовны Микеровой.

Во время Великой Отечественной войны она работала стрелочницей на железной дороге. А ее муж, прадед рассказчицы, был начальником станции Всполье, главного вокзала Ярославля. Когда из блокадного Ленинграда начали эвакуировать людей, прабабушка Андрианы, как и многие жители города, взяла к себе сразу две семьи. Им она отдала три комнаты в квартире, а себе с детьми и мужем оставила одну.

Придя домой, прадедушка испугался. Как уточняет Андриана, того, что «просто не сможет выжить в таких условиях»: «Ему нужно было управлять людьми, отвечать за работу вокзала, он не мог позволить себе голодать и решил отделиться». И хотя жил в квартире с 13 людьми, питался один. А прабабушка, наоборот, всем делилась с ленинградцами — как иждивенцы, они получали совсем небольшой паек.

— Все, что у нее было: какие-то очистки от морковки, веточки, вот этот свой хлеб... Всё складывали вместе в одну большую кучу на столе и делили поровну, каждому по крошечке. Бабушка дошла до очень сильной дистрофии. Вся усохла, у нее уменьшились внутренние органы. В какой-то момент она уже не могла вставать. Но она выжила, выздоровела, прошла это испытание вместе со всеми, поддерживая эти семьи. И моя мама, которая родилась все в той же комнате сразу после войны, лет до 12 была уверена, что все люди в квартире — ее братья и сестры. Прабабушка никогда не говорила, что они чужие, нет. Она воспринимала их как свою семью.

Прадедушка Андрианы тоже сильно подорвал здоровье. Но после голодных военных лет он, в отличие от жены, так и не смог восстановиться — начал тяжело болеть и в 1949 году умер. А прабабушка дожила до старости и еще нянчила правнуков.

— Вот рядом две судьбы: один человек, который сосредоточился на том, чтобы сохранить себя в материальном плане, физически, потому что он важен и нужен, и другой человек, который себя отдал. Невероятная сила духа. Она никак не пыталась себя сохранить. И именно она сохранилась.

Зерна от плевел  

Истории на встречах рассказывают разные. Трудные, смешные, вдохновляющие, архетипические, ни на что не похожие. Главное — в них должно быть зерно, определенная драматургия. «Невозможно слушать просто перечисления кто кому кем приходится», — объясняет Ксения.

Зерно — то, что запускает эмоции и переживания у слушателей, позволяет отключить автоматический режим восприятия и «подключиться» к истории. Без зерна ничего не работает, уверены авторы проекта: «Будем сидеть, кивать, хлопать в конце, но нас никто не тронул и мы никого не тронули».

Следование «живому импульсу» двигает проект уже третий год: «Если он есть, все остальное решаемо, обсуждаемо». После первого сезона продолжить дело помогла книга — сборник историй, рассказанных участниками и участницами во время встреч.

Основательницам удалось привлечь нескольких человек, которые поддержали проект материально. Оставшуюся часть расходов Мария взяла на себя. Книга вышла в сентябре 2022 года, ровно через год после первой петербургской встречи. Еще через год — вторая. В изданиях собрано 75 историй, услышанных в разных городах и из окошек зума. Сегодня объединенный двухтомник можно скачать бесплатно — по ссылке на сайте проекта.

Сейчас к печати готовится третья книга — самая крупная. Презентация намечена на сентябрь 2025 года. «Даже дата и место есть. А ведь этой книги могло не случиться», — улыбается Ксения.

— Мы сделали второй сборник и взяли паузу. Она затянулась, месяца на два или три. Было ощущение, что все это может завершиться прямо сейчас. Почему? Потому что не было того самого импульса. Мы не можем просто повторять одно и то же из года в год. Но параллельно с этим не было и ощущения, что мы закончили.

Основательницы проекта встретились в кафе и на втором часу разговоров придумали, как все может двигаться дальше: надо прицельно собирать истории на заданные темы и прицельно же расширять географию. Купеческие корни и комсомольские стройки, «национальный колорит» и жизнь на севере, диссиденты и отшельники — это лишь некоторые темы, которые проект выбрал для нового сезона. Но встречи «обо всем», конечно, тоже проходят. Воскресный зум, на котором мы побывали — как раз из таких.

На вопрос, каким может быть следующий импульс, Ксения признается: «Не знаю!». Может, какое-то новое расширение или дополнительные продукты.

— Если оно не появится и не зажжет изнутри, значит, ничего и не будет. Значит, мы сделаем третью книгу и успокоимся, — поясняет она. — Мы готовы передать найденный инструмент, а дальше люди им воспользуются, если для них это ценно и важно. Насколько мы будем в этом участвовать? Станет ли это самостоятельным, стихийным движением в разных городах? Можно только фантазировать. Моя личная, внутренняя, тихая цель — желание, чтобы люди разговаривали друг с другом на кухне. Общались с родителями, бабушками и дедушками, с детьми.

Время от времени Ксения получает подтверждения, что эта цель достигается. Один участник рассказал, что после встречи проекта он вместе с родителями начал восстанавливать семейную историю, а в процессе понял, почему его мама «такая, какая она есть». Их отношения, которые всегда были непростыми, улучшились. Другая участница купила несколько сборников, чтобы подарить сестрам, живущим в разных городах. Книга стала поводом, наконец, собраться за семейным столом и поговорить о прошлом семьи.

История Виталия: «Я диву даюсь, как вообще они все это прошли»

Последним на зум-встрече выступает Виталий, сочинский предприниматель. Он не регистрировался в качестве рассказчика, но послушав других, «созрел», захотел поделиться историей корейской линии своей семьи, депортированной в сталинские годы.

Во второй половине XIX века корейцы, притесняемые и гонимые Японией, стали селиться вдоль юго-восточной границы Российской империи. Они изучали русский язык, постепенно ассимилировались, даже участвовали в государственном управлении на местном уровне. Но в 1937 году уже советские корейцы были насильственно переселены. Указом властей более 170 тысяч человек вывезли в Центральную Азию: сначала в Казахстан, потом в Узбекистан и Таджикистан.

Среди переселенцев была и семья Виталия. Он считает, что им очень повезло.

— Мой прадед был достаточно влиятельным человеком в то время, и его предупредили за неделю. Семья успела подготовиться к депортации. Бабушка, ей тогда было 14 лет, рассказывала, как они заготавливали еду. В первую очередь рис. А кого не предупредили, конечно, сильно пострадали, потому что в дороге они находились больше месяца. Там в теплушках далеко не гуманный переезд был. И очень многие в дороге просто умирали от голода и болезней. И не давали, конечно, хоронить никого. Прямо по дороге выкидывали тела из вагона.

Родных Виталия вместе с другими депортированными высадили в казахстанских степях. Местные жители первое время помогали переселенцам продуктами и одеждой, а те подручными средствами копали землянки, пытаясь наладить хоть какой-то быт.

— Времена были сложные, иногда я диву даюсь, как вообще они все это прошли. Конкретно в моей семье я не слышал, чтобы были какие-то заболевания или чтобы кто-то умер по дороге. Это, наверное, чудо.

Позже семья перебралась к берегу Аральского моря — в пустынную местность на территории нынешней Каракалпакской республики в Узбекистане. Там родные рассказчика жили в обособленной корейской общине. Его мама, родившаяся в 1954 году, до семи лет не знала ни слова по-русски. Потом старшие родственники решили, что нужно «начинать по-нормальному» — и переехали в город Сырдарья недалеко от Ташкента. Мама пошла в советскую школу, получила медицинское образование и сегодня, наоборот, уже плохо помнит корейский.

Виталий говорит, что часто в мыслях обращается к этой истории в трудные периоды своей жизни: учится у предков стойкости и гордится тем, что в чем-то похож на них. Предпринимательский талант, говорит, точно наследственный — от прадеда.

Внутренний центр тяжести

В интервью Ксения неоднократно повторяет, что встречи меняют участвующих в них. Они эмоционально вовлекаются в истории, вспоминают собственных родных, иногда плачут. Но для проекта принципиально не позиционировать себя как психологическую поддержку.

— В терапии есть терапевты и терапевтируемые, то есть пациенты. Эти фигуры находятся не на одном уровне. Терапевт — тот, кто знает больше и может помочь, а пациент — тот, кто приходит и просит о помощи. Сдается в хорошем смысле другому человеку, его опыту, его мудрости, его знаниям. Если мы назовемся «терапией», к нам повалят «пациенты». Или люди будут ожидать, что, придя на встречу, смогут справиться с болью. Во-первых, не факт. Во-вторых, не каждую боль нужно срочно пытаться устранить.

По мнению Ксении, боль может быть ценной. Она помогает сфокусироваться на какой-то теме, заставляет действовать, иначе воспринимать себя и ситуацию. Но это невозможно без внутренней опоры, без готовности к изменениям и открытости новому опыту — пусть поначалу дискомфортному: «Бывает, что история счастливая, но в ком-то она резонирует иначе. В этом смысле вообще гарантий нет. Если у человека что-то готово внутри зазвенеть, оно зазвенит».

Терапевтический эффект в любом случае есть, это отмечают многие участники. Но, говорит Ксения, организаторы проекта не хотят «делать из него локомотив».

Восхищаться своими предками и их преодолениями — естественно, считает Ксения. Но подчеркивает: «У нас с ними разные задачи». И наши не менее важны.

​​— Мы [бываем] потрясены, когда слушаем истории о том, как они выживали, как их депортировали, как они справлялись с материальными проблемами. И мы такие: «О боже, у нас есть электричество, интернет, вот это вот все, а мы еще ноем». Создается иллюзия, что мы какие-то бесполезные, что нас родили герои, а мы лишь приложение к Wi-Fi... Но я стала ощущать, что именно наше поколение, благодаря комфорту, созданному в том числе нашими предками, имеет возможность, наконец, собрать и осмыслить накопленный родовой опыт.

И история тут не главное — неслучайно в названии проекта она стоит после «человека». Важны не даты и архивные справки, а то, как человек к этим датам и справкам относится. Только в этом случае «из статичного, состоявшегося факта прорастает живая реальность». Человек понимает: «[Истории] не происходит, если нет меня — того, кто про это думает, того, кто это чувствует, и того, кто выбирает, как про это сказать другим людям». Ксения называет такую субъектность «внутренним центром тяжести». Именно он помогает не разрушаться под воздействием трудных эмоций и сохранять устойчивость даже в такие времена, как сегодняшние.

— В текущем хаосе легко растеряться и начать судорожно выживать. Не реализовывать свои таланты и способности, не приумножать то прекрасное, что у нас есть, а заниматься спасением всей треснувшей картины, вычерпывать воду из тонущей лодки. Мне кажется, сейчас людям действительно важно ощущать укорененность внутри себя самого. Знать, что у меня есть то, что никуда не денется, даже если немыслимые события происходят. Наверное, наш проект — один из способов контакта с этим уровнем глубины в себе. Тогда ярче и фактурнее переживание того, что ты живой, можешь действовать, жить, что-то менять.