Улицы детства, баня, где были записаны первые песни, родные города, оставленные ради столиц — об этих и других дорогих сердцу местах нам рассказали современные музыканты. А вместе они записали альбом «Ключи от дома» — 11 песен на стихи Анны Ахматовой, Михаила Кузмина, Бориса Пастернака и других поэтов, которые переживали переломы XX века дома, в России.
Железнодорожный мост через Лугу в Кингисеппе ⓒ partizan_ch / LiveJournal
Максим Тесли, «Щенки»
Кингисепп → Санкт-Петербург
В Кингисеппе есть железнодорожный мост через реку Лугу. Под ним можно лежать и смотреть вверх, на поезда. Когда проходит поезд, все вокруг наполняется грохотом, и кроме него ничего больше не существует. А потом грохот смолкает, и появляется пение птиц, плеск воды, голоса людей. Мне нравился этот контраст. Может и сейчас нравится, но я давно не смотрел вверх на поезда.
Вид на Кировский район Санкт-Петербурга ⓒ SadPetzl / WikiCommons
В Петербурге места силы у меня нет, весь город — мое место силы. Мы выстроили с ним хорошие партнерские отношения — единственно возможные с этим городом, кстати. Любить его не надо. Ему ваша любовь не нужна. Как и люди вообще. Максимум, что ему нужно — обслуживающий персонал, но тоже без пресмыкательства. Он мне много дает, как и я ему, и так [будет], пока смерть не разлучит нас.
Ярослав Тимофеев
Великий Новгород → Москва
Мой родной город — Великий Новгород — один из самых старых в России. Весь город был местом силы и остается им.
Сейчас он, конечно, прилизанный, приведенный в порядок, туристический, а в моем детстве был потертым, осыпающимся и как будто затаившимся.
Можно было, например, попасть в заброшенную церковь XIV века, посмотреть на поразительной красоты фрески и увидеть на этих фресках дыры от пуль, поскольку во время Великой Отечественной храмы использовались для того, чтобы отстреливаться. Во дворе дома, где я вырос, стоит Церковь Федора Стратилата на Ручью 1361 года. Однажды вокруг нее прорыли траншею, прокладывали трубы, я копался в этой траншее и нашел там череп. Какая-то бабушка сказала мне, что в черепе трупный яд и я обязательно умру, поэтому я закопал его в том же месте. Потом уже я узнал, что у церквей хоронили священников.
Церковь Федора Стратилата на Ручью ⓒ Ковровский историко-мемориальный музей
Ключевое место силы — Новгородский Кремль, а точнее, маленький квадрат из четырех зданий, каждое из которых было важным для меня. Первое здание — Колледж искусств имени Рахманинова. В 15 метрах от него находится Софийская звонница, где я учился колокольному искусству. Звон софийских колоколов слушал Сергей Рахманинов в детстве (как известно, самый колокольный композитор всех времен).
Мы с другом даже изваяли на этой звоннице небольшой барельеф, посвященный колоколам, в надежде, что пройдет лет 300 и мы сможем запутать ученых будущего, которые не поймут, когда и какие средневековые люди сделали этот барельеф.
Следующее здание, тоже буквально в 10 метрах от колледжа, — Софийский собор — насколько я знаю, самый древний полностью сохранившийся собор в России. Он был построен к 1050 году, от его стен уходил на бой Александр Невский, в общем, у него огромная история. И четвертое сооружение — это лекторий, бывший храм (Церковь Входа в Иерусалим), где проходили наши ученические концерты. Все четыре здания смотрят друг на друга. На этом пятачке проходило мое детство, в том числе музыкальное.
А в Москве главное мое место силы и притяжения сейчас находится около дома. Я решил посадить там два дерева — дуб и осину. У них очень тяжелая судьба: их постоянно пытаются скосить вместе с травой. Сейчас они на грани выживания, по ночам я хожу их поливать. Сегодня купил садовый вар для засыхающей осины, у которой поранен ствол. Оба моих дерева молча и без жалоб борются за жизнь, и на меня это сильно действует.
Александр Красовицкий, Zero People
Магадан → Санкт-Петербург
В Магадане вся сила –– в природе, в окружающей местности. Любая сопка у города –– мое место силы. Сейчас к этому добавился монумент Эрнста Неизвестного, посвященный жертвам сталинизма. Если повезет оказаться там в одиночестве, вся сила горя обрушится на тебя. В горе тоже есть сила.
Монумент «Маска Скорби» в Магадане ⓒ Сергей Ковалев
В Питере я до сих пор люблю Летний сад, хотя городские власти делают все, чтобы моя любовь иссякла. Сперва понаделали уродливых заборов, якобы возвращающих парку изначальный вид. Теперь хаотично закрывают его, когда вздумается. Но все равно, это место прекрасно, здесь я написал не одну строчку. Петроградка тоже мое место, особенно ее часть между Большим [проспектом] и [улицей] Чкалова, здесь я пожил в разных квартирах, записал половину своих альбомов и живу сейчас. Люблю Английский проспект, место встреч алкашей и деклассированных элементов, люблю Конногвардейский бульвар, все скамейки там знаю наизусть. Люблю Большой проспект Васильевского, где когда-то в юности много бродил с моей первой любовью. И еще много-много чего люблю.
Летний Сад в Санкт-Петербурге ⓒ Ксения Жукова
Проблема человека, живущего в городе много лет (а у меня с Петербургом их набралось уже почти 35) — город меняется и знаковые для тебя точки перестают существовать. Ни одного из клубов, где я когда-то начинал петь, нет в живых, кроме «Фишки» и «Грибоедова». Кафешек, где у меня когда-то были свидания, и след простыл. Нет даже многих домов, где я когда-то жил. Но я люблю этот город не сыновьей любовью, а смотрю на него до сих пор обожающими глазами парня 18 лет, каким когда-то приехал сюда.
Саша Фролова, «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки»
Железнодорожный → Москва
Я родилась и много лет жила в подмосковном городе Железнодорожный. Вспоминаю мощное течение Пехорки у НИИ ВОДГЕО, когда стоишь на мосту и смотришь вниз на пену речных каскадов; стадион с облезлыми трибунами, куда я приходила одна или с напарником детства, и мы играли друг другу свои песенки под гитару.
Мост через реку Пехорка в Железнодорожном ⓒ Сергей Демидов
Ваня Смирнов, «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки»
Малаховка → Удельная
Я родился в подмосковной Малаховке, там вырос, а живу в поселке Удельная по соседству. Я отношусь к этому месту с совершенно подростковой влюбленностью, в которой есть место зависимости, ревности и надуманной тоске по возможному расставанию, которого может никогда и не случиться. Я знаю здесь все — каждую улицу, каждую сосну, каждую писательскую дачу и водонапорную колонку. Сгоревший летний театр, где играла Раневская и пел Шаляпин, деревянный Малаховский храм, куда меня семилетнего возила на багажнике мама, старое еврейское кладбище, озеро и речку Македонку.
Летний театр в Малаховке, 1990-е годы ⓒ eleoeva / pastvu.com
Тут дом бабушки, тут маленькая школа, которую когда-то создали и до сих пор в ней преподают мои родители. В соседнем поселке родилась моя жена и училась в музыкалке с моей сестрой, а ее папа учился в параллельном классе с моей мамой. Тут в старой бане, которую мы срубили с отцом, писался первый альбом «Дивизии», тут мы сделали первую фотосессию у костра, сложив его из досок старого забора. Иногда мне становится страшно и стыдно оттого, что я, кажется, даже больше боюсь потерять свой дом, чем любимых людей.
Катя Рекстон, «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки»
Поселок Решетиха, Нижегородская область
Мой дом — это там, где можно выдохнуть. В детстве это ощущение во многом связано с няней. Все называли ее баба Зина. Каждый год мы собирались с ней на «Поле чудес». Она сама была моим «полем чудес» с потрясающим чувством юмора и легким отношением к жизни. «На том свете ларьков нет», — говорила она. Спасибо ей за дом. Сейчас уж и дома нет, и ее, а запах теплого влажного дерева до сих пор остался в памяти, как и ее большие дрожащие руки.
Катя Рекстон с бабой Зиной ⓒ Личный архив Кати Рекстон
Олег Ягодин, «Курара»
Екатеринбург
Как и в недавнем клипе, который мы посвятили ул. Луначарского [в Екатеринбурге], центральная для меня улица Мира и все улицы около: Мамина-Сибиряка, Бажова, Шарташская, Декабристов. Люблю ВИЗ, Токарей, Заводскую, Викулова, Металлургов. Это улицы детства.
Manizha
Москва
Мое место силы — Строгинская пойма. Там мы в детстве делали с семьей пикники. Самые вкусные невкусные сосиски на костре, березовая роща, лаваш от курицы гриль, запах речной воды на теле после купания, прогулки с младшим братом, липы, бег наперегонки с одноклассниками. Сейчас это место сильно изменилось, но оказываясь там, я все так же чувствую, что оно дает силу.
Строгинская пойма в Москве ⓒ М.В. Максимов / pastvu.com
Саечка
Москва
В городе текущего проживания у меня больше нет любимых мест. Там, где они были, теперь разливают тыквенный раф и катаются на самокатах. А я самокаты не люблю, потому что у меня не все хорошо с вестибулярным аппаратом. Единственное место, где меня не тошнит — это мой спальник, где еще есть бомжи и немного деревьев. Но в целом и к такому можно привыкнуть. Да, было еще одно место на ВДНХ, где продавали в розлив «Сибирскую корону», но теперь там делают хинкали. Когда город стал мегаполисом, все здесь стало чьим-то проектом. Мои воспоминания остались где-то под бордюром.
Указатель на станции метро ВДНХ ⓒ Михаил Щербаков/ WikiCommons