Мушкетер против массмаркета. Сможет ли московский философ возродить крестьянство в Липецкой области?

На автовокзале города Данкова, на запыленной окраине между старыми заводами и складами, пришлось пересаживаться с автобуса на такси. В деревню Масловку, куда я держал путь, транспорт ходит нечасто. 
«Вы за сыром?» — спросил таксист. Я действительно ехал к сыровару, но за интервью. И за пониманием, зачем он занимается своим делом.

Гуманизм по-масловски

Масловка когда-то была настоящей деревней, а сейчас в ней осталось три жилых двора. Самый большой принадлежит Владимиру Бореву, сыровару, философу и антиглобалисту, который восемь лет назад поселился на лоне дикой природы, чтобы вернуться к крестьянским корням и подать другим пример. Благодаря ему Масловка стала известным местом, хотя относятся к Бореву по-разному. Кто-то обвиняет его в нарциссизме, кто-то ставит в пример как крепкого хозяйственника, а кому-то просто нравятся хороший сыр и коровки с козочками. 

Одно несомненно: место для житья выбрал Борев шикарное. Берег Дона, заливные луга, огромные поля, бесконечный простор лесостепи и в то же время хорошая дорога прямо у дома. Полтора часа до Липецка, меньше часа до трассы М4 на Москву и Ростов. До самой Москвы без пробок — часа четыре.

Над Доном куролесят стаи ласточек, стоит тридцатиградусная жара, что для августа в Черноземье норма. Согретые щедрым солнцем травы и цветы наполняют воздух густым ароматом. У реки пасутся кони, на отмели видна фигурка рыбака. Выглядит как райская пастораль. 

Огромный двухэтажный дом Борева — явно не из исторического наследия Масловки. Скорее это эпатажный гибрид китайской пагоды, русской избы и даже православного храма: одна из башенок на крыше увенчана небольшим куполом.

Внутри не менее эклектично и размашисто. Высоченные потолки, мини-краеведческий музей, множество бюстов самых разных известных людей, советский флаг, портреты Николая II, предков Борева — и самого Борева в образе Наполеона на коне. А ещё флаги с фирменной надписью BeauREVE (читается «бо рэв», а переводится с французского как «красивая мечта»).

«Францию очень люблю», — не скрывает Владимир Юрьевич и рассказывает, что жил там и много раз бывал, учился сыроделию. Именно так, а не сыроварению — по исконной традиции, которая имела место и в России. «Термообработка убивает и вкус, и полезные бактерии», — убежден хозяин имения.

Сыры и правда хорошие — недаром их знают во всем Липецке и за его пределами. Но Борев признается: для него это не бизнес, а скорее философия. Именно философский факультет МГУ он, коренной москвич, когда-то заканчивал.

Масловку Борев воспринимает как математическую модель современного крестьянского хозяйства — и пример для жизни. Выглядит оно внушительно: большие загоны из крепких бревен, внутри коровы, разные породы коз, лошади, свиньи и даже дикие кабаны.

«Масловка — это эксперимент по созданию неформатного способа ведения хозяйства, который является бизнес-неуспешным. Ориентированным прежде всего на здоровье человека. Не на количество, а на качество. Когда потребитель хочет купить подешевле и повкуснее, в этом он сходится с производителем, потому что производитель тоже хочет сделать повкуснее и подешевле, — рассуждает Борев. — Для этого из продукта нужно вынуть ценное, заменить неценным и добавить как можно больше химических добавок. Продукт всё хуже и хуже, при этом — всё привлекательнее с точки зрения внешнего вида и рекламной картинки».

По мысли Борева, надо трудиться, не ориентируясь на прибыль — по крайней мере, не ставить ее во главу угла. А работать для того, чтобы создавать здоровье для себя, своих близких и окружающих. Идея действительно очень актуальная и гуманистическая. 

Однако идею нужно еще превратить в живой процесс.

Четверо на дороге

При первой встрече, за полгода до этой, Владимир Юрьевич рассказывал, что Масловка может стать моделью, которую можно «размножать и преумножать». Тогда он добавил, что математическая модель должна пройти испытание временем, и достаточный срок для этого — двадцать лет: за такое время рождается и взрослеет человек. Но прошло всего несколько месяцев, и я услышал от него довольно пессимистичные прогнозы. Очевидно, навеянные невеселыми событиями.

Чтобы работать, нужны руки. Борев считает, что народу нужно сделать ментальную «прививку от алкоголизма», которым, убежден он, в деревнях центральной полосы страдает большинство мужчин старше сорока. С пьянством местных пытался бороться и сам Владимир Юрьевич. «Оно же от тунеядства и вынужденного безделья», — небезосновательно считает он. 
Владимир Юрьевич нанимал местных, в том числе и алкоголиков, давая им трудотерапию и деньги. Но именно из-за денег модель не всегда работает — рубли уходят на «беленькую». А в сельских реалиях скорее даже «мутненькую».

«Недавно грузим зерно в бункера. Люди весело ведра по цепочке передавали друг другу. Пришел еще один человек из местных, говорит: вам помочь надо? Я говорю, да, очень хорошо. И поехал по своим делам. А он увидел, что меня нет, собутыльников много, но пить им нечего и, кроме того, некогда. Он привез полторашку самогонки жуткого качества и пустил по кругу, без закуски, без стаканов, из горла. А когда уже полторашка внутри, то и работать неохота. Поэтому работу бросили. Он пригласил всех к себе домой. Там они пили, пили, пили. А потом пошли гулять. Вышли на дорогу, одного задавило, а второй испугался и убежал», — рассказал Борев.

И констатировал, что, когда появилось поместье, он видел картину иначе. А следом сделал печальные, хотя и, возможно, преждевременные выводы:

«Вот так последние работники исчезают. В этом смысле ситуация очень суровая. Я совсем недавно проехал из Масловки до Рязани. Мы пять часов ехали и встретили всего четырех человек на дороге». 
На август 2024 года, когда я приехал в Масловку, у Борева оставалось пять работников. Учитывая, что в хозяйстве несколько десятков голов скота — это мало. Но всё же хоть что-то.

Разруха и пасторали

В Липецкой области и правда как будто мало людей, несмотря на то, что в самом Липецке — почти полмиллиона. Может, туда многие и уехали работать? Спальные районы областного центра разрастаются, а коммуникации между населенными пунктами области порой выглядят странно. Обычная урбанизация, ничего личного.

Так, в области находится место смерти Льва Толстого — ныне поселок носит имя писателя, а тогда это была станция Астапово. Там находится мемориальный музей, по описаниям очень интересный, но добраться до него непросто: станция давно не пассажирская.

Или вот «меценатское» место, действительно крутое и впечатляющее размахом — природный парк «Кудыкина гора» под Задонском. Огромная территория с сафари-парком, красивыми породами лошадей, овец и коз, крепостями-инсталляциями на славянскую и скифскую тематику, классными кафе и европейской чистотой. Главная фишка — гигантская скульптура Змея Горыныча, который вечерами уикэндов и праздников дышит пламенем. Ничего подобного в Липецкой области больше нет, да и во всей России такого уровня мест мало: из похожих вспоминаются только «Этномир» и Никола-Ленивец.

Однако рядом, опять же, нет станций, автобусы из Липецка ходят только по выходным. Приходится на своей машине — благо что трасса «Дон» рядом. Либо на такси от Задонска или Ельца — но это дополнительные траты. Вообще, путешествуя по Липецкой области, быстро замечаешь дефицит транспорта. Многие железнодорожные станции закрыты для пассажиров. Главный пассажирский транспорт области, кроме личных авто — рейсовые автобусы.

Данков, ближайший к Масловке город, хотя и стоит на берегу Дона (отсюда и название), смотрится серо. Советская двухэтажная застройка, пыль. Я наблюдал, как в центре города рабочие ремонтировали большой советский дворец культуры, и подумалось: что вообще может привести к восстановлению города? Реконструкция — безусловно, правильный шаг. Рядом с ДК уже подновленный парк Победы, что опять же неудивительно. Но достаточно ли этого? Что деды и прадеды защитили страну — это подвиг. Но где экономика для внуков?

По данным Росстата, население Липецкой области сокращается с 2016 года, причем с 2021-го убыль составляет около 10 000 человек ежегодно. На фоне этой статистики хозяйство Владимира Борева и мечты о возрождении региона выглядят почти по-донкихотски.

Биоэкономические войны

Владимир Юрьевич неплохо знаком с историей Масловки и Липецкой земли. Это видно из его рассуждений, из цифр, которые он приводит в беседе. Но Борев считает, что причина разрухи — не локальная. И что дело не только в алкоголе, но и в других глобальных трендах:

«Примеров много. В магазинах продаются энергетики. Это страшная отрава, которая способствует тому, чтобы человек превратился в ходячий труп. У меня есть знакомые, у них двое внуков. Семья неполная, мать занята, но алименты она получает приличные. Детям борщ не готовят — просто дают им деньги. А они питаются чипсами и энергетиками, потому что детям двенадцать лет, им вкусно и хорошо. И в результате у одного из мальчиков возникла острая лейкемия из-за того, что желудок перестал нормально функционировать. И это не случайность. Мальчик последние три года своей жизни питался псевдопродуктами. На самом деле это яд».

Убежденный антиглобалист, Борев допускает, даже почти уверен, что человечество сознательно ведут по направлению к гибели — в соответствии с концепцией Томаса Роберта Мальтуса. Основная идея этого философа: земля маленькая, людей много, и надо их сокращать, чтобы всем всего хватало. 
«Эта концепция породила нацистскую идеологию о том, что высшая раса должна существовать, а низшая уничтожаться. После Второй мировой она перекочевала в теорию золотого миллиарда, который должен жить хорошо, а все остальные должны жить плохо», — поясняет Борев. Он допускает, что Запад, Россия и Китай уже ведут друг с другом на этой почве цивилизационную войну — за землю и ресурсы.

Я не верю в конспирологические теории, но не удивляюсь вещам, которые Борев рассказывает об экономике Китая. По его словам, китайские методы сельского хозяйства весьма эффективны, но губительны. Там, где удобряли в течение двух-трет лет землю новой химией и собрали большой урожай, уже никогда ничего не вырастет.
«В России, конечно, не так жутко. Но сейчас уже начинают переходить на роботов, которые ездят по полю и самостоятельно всё убирают. Поэтому люди не нужны, а прибыль будет нарастать за счет продажи зерна. Такой дикий капитализм получается», — говорит он.

Но может, дело не только в глобальной экономике?
Сам Борев отмечает, что сельское хозяйство всегда было дорогостоящим процессом. И рассказывает историю из Франции. У Александра Дюма якобы описывается, как французские мушкетеры, путешествуя в Англию за подвесками королевы, останавливались в трактирах. Они кидали золотую монету, и им накрывали стол. Также была предусмотрена плата за ночлег. В качестве дополнительной услуги хозяин мог послать свою дочку переночевать с господином мушкетером. Стоимость этой дополнительной услуги равнялась стоимости двух куриных яиц.

Я не так хорошо помню это произведение, к слову, не вполне документальное, но верю, что так и было написано. Моральный вопрос, конечно, к совести фермера, но работать на земле — правда тяжкий труд. И технологии его действительно облегчают. 
К тому же биология животных остается прежней. Известный факт: корова в домашнем хозяйстве может жить до пятнадцати лет. Настоящий большой удой она дает после третьего отела. Но не все коровы доживают до него, поскольку идут на мясо. Содержать сельскохозяйственных животных тоже недешево.

Борев по этому поводу снова критикует нынешние технологии:
«Если говорить про коров, то машинная дойка приводит к нарушениям в организме животного. Поэтому после механической дойки молоко обязательно кипятят — иначе его пить невозможно, оно воняет из-за большого количества бактерий. А кипяченое молоко — это мертвая жидкость. Тогда как парное молоко — это целебный напиток с живыми лактобактериями, с целебными свойствами растений. Кипятить молоко всё равно, что кипятить мед. У нас молоко ненормализованное, ручной дойки, луговое. Коровы захотят что-то себе подлечить, поедят полынь — и молоко чуть горьковатое. Хотят, поедят мяты, зверобоя, земляники... Поэтому каждый день оно разное. И нормализовывать его глупо».

Но по ГОСТу это делать нужно. В конце концов, даже если опустить в уме требования Роспотребнадзора, необработанное молоко в магазине долго не проживет. Общество становится городским, и с этим ничего не поделать.
В общем, привьется ли в условиях глобальной экономики фермерская модель Масловки, не знает ни сам Борев, ни кто-либо еще. К тому же, поймут ли французские слова и дорогие сыры местные жители? Это необычно и привлекательно, но вряд ли станет образом жизни. Сомневается и сам Борев, но напоминает, что математическая модель должна пройти испытание временем.

Впрочем, уже очевидно одно: людям интересно. В Масловку часто приезжают экскурсии. Да и рейсовые автобусы в общем ходят: когда я уезжал, со мной зашли отец и молодая дочь с чемоданами — ехали в Липецк, а потом явно куда-то в аэропорт. Есть ли жизнь в Масловке? Науке это известно: есть. А какой она будет через сто лет — неизвестно.